Таис как будто угадала его мысли, спросив:
– А когда ты уничтожишь Дария и откроешь путь в Азию, что тогда?
– На восток, до океана! – ответил Александр, испытывавший необъяснимое доверие к афинской гетере.
– Далек ли путь?
– Имеешь ли ты понятие о диафрагме хребтов, разделяющих сушу?
– Немного знаю.
– Отсюда до восточной оконечности ее – мыса Тамар на дальнем краю суши – тридцать тысяч стадий.
– Иохеэра! («Стрелометательница» Артемис.) И это пройти, непрерывно сражаясь?
– Не так уж много. Чтобы добраться сюда из Мемфиса, ты уже проехала больше четырех тысяч стадий. Я думаю, что после победы над Дарием там не останется большого войска. За год-полтора я дойду до берегов океана, где не был еще ни один смертный и даже бессмертный, кроме Гелиоса…
Проницательный взгляд Александра не уловил в лице Таис ожидаемого восхищения. Казалось, гетера впала в задумчивость.
– Это и есть твоя заветная мечта? – тихо спросила она, опустив голову.
– Да! С юности она преследует меня. Теперь я стою у порога ее осуществления.
– А сколько тысяч человек погибнет, устилая твой путь трупами? Стоит ли того таинственный мыс? Наверное, голая скала на берегу мертвого океана?
Великий полководец расхохотался – неожиданно и радостно.
– Женщина, даже самая умная, останется всегда короткомыслящей. Такова была и Аспазия у Перикла!
– Если бы он послушал ее, не кончил бы дни в позоре!
– Не будем вспоминать ошибки великих. Ты же считаешь только потоптанную траву, не видя табуна, на ней вырастающего!
– Мой ум действительно мал. Я не понимаю тебя, царь!
– Это так просто! Я убью лишь тех, кто противится продвижению моего войска. Оно пройдет, как борона, ровняющая людей. Разве не говорила ты сама о том, что хорошие люди повсюду похожи, разве не восхищалась моим противодействием учителю Аристотелю? Я думаю, что умные люди – всюду достойны, и гомонойа, равенство в разуме, должно соединить Персию, Индию, Элладу и Египет, Италию и Финикию. Сделать это можно только военной силой…
– Почему?
– Потому что владыки и тираны, полководцы и архонты боятся потерять свои права в новом государстве, раствориться среди множества достойнейших. Они заставят свои народы сражаться. Принудить их к повиновению можно, только сломав их крепости, убив военачальников, забрав богатства.
– И ты в силах сделать это в громадной необъятности Ойкумены?
– Только я. Боги сделали меня непобедимым до самой смерти, а Ойкумена не столь уже необъятна, как я говорил тебе. Пройду к Парапамизу за Крышу мира, до Инда и дальше на юг до океана, а Неарх обмерит берега от Вавилона до встречи со мною на краю земли.
– Слушая тебя, веришь учению еврейских мудрецов! – воскликнула Таис. – У них Сефирот – Разум, иначе Сердце, Вина – женское начало. Мудрость, или Хокма, – мужское. С тобой я понимаю, что если женщины – это разумный порядок, то мудрость, его разрушающая, истинно мужская!
Философические рассуждения Таис были прерваны появлением Черного Клейта. Он оглянулся на афинянку, уловил едва заметный кивок полководца и сказал:
– Тебя домогается некий мудрец. Он говорит, что владеет важным аппаратом (под этим именем македонцы подразумевали боевые машины) и может рассказать о нем только тебе. А ты завтра покидаешь лагерь…
– Вот как! Они знают даже раньше меня! Пожалуй, это в самом деле мудрец или великий механик. Пусть войдет.
Полноватый человек небольшого роста, с быстрыми глазами вошел, низко кланяясь, настороженно осмотрел Таис, нашел, очевидно, что столь красивая женщина, несомненно, глупа, как беотийская овца, и опустился на колени перед Александром.
– Каков же твой аппарат и где он? – спросил царь.
– Пока только здесь, – пришелец показал на лоб и сердце.
– Как же ты смел!..
– Не гневайся, о царь! Идея настолько проста, что создать аппарат можно за полчаса. – Изобретатель извлек из складок одежды массивный, очень острый и заершенный медный гвоздь в эпидаму длиной. – Надо взять широкие кедровые доски и усеять их этими гвоздями. Сотня таких досок, разбросанная перед защищающимися, остановит любую, самую бешеную атаку конницы, а ведь можно изготовить не одну, а многие сотни. Они легки для перевозки и просты в обращении. Представляешь, насколько действенна такая защита? Лошадь, наступившая на гвоздь, оторвет ногу, лишь оставив копыто, а наступив обеими ногами, упадет и сбросит своего всадника. А тот, если доски будут настелены достаточно широко, тоже упадет на гвозди, и – конец, более уже не подымется с заершенных гвоздей, умрет страшной смертью. Твоим воинам останется лишь подобрать оружие и украшения… Очень простая и очень действенная защита!
– Действительно, очень простая и действенная, – медленно сказал Александр, пристально оглядывая изобретателя.
Уголком глаза царь увидел отвращение на лице Таис, которого афинянка и не пыталась скрывать.
– Ты один придумал такое? Больше никто не знает?
– Нет, нет, великий победитель! Я – только тебе… Думал, что только ты сможешь оценить, все значение придуманного мною! И – наградить…
– Да… наградить, – задумчиво и тихо сказал Александр, и вдруг глаза его загорелись гневом. – Есть вещи, которых не позволено переступать ни смертному, ни даже богам. Истинная судьба решается в честном бою лучших с лучшими… Клейтос! – крикнул он так, что поднявшийся было с колен изобретатель вновь упал перед царем.
Гигант вихрем ворвался в шатер.
– Возьми его и убей, заткнув рот, немедленно!
Вопли изобретателя за палаткой оборвались. В наступившем молчании Таис опустилась к ногам Александра, восхищенно глядя на него снизу и поглаживая ладонями глубокие шрамы на его обнаженных коленях. Александр положил руку на ее затылок, под тяжелый узел волос, и хотел приподнять афинянку для поцелуя. За шатром послышались веселые голоса. Кого-то окликнул Черный Клейт. Вошли приближенные Александра, и среди них Птолемей.