Менедем, не слушая возражений, посадил ее на плечо и побежал с нею вниз к набережной, нанял там лодочника и велел отвезти к северному концу города. Лишь после того он понесся в лагерь. Неутомимый бегун всегда поспевал вовремя.
Усталая Таис сидела в лодке, глядя на прозрачную и прохладную воду – в это время года Нил был особенно чистым. Может быть, грусть навеяли слова Менедема о предчувствии их близкой разлуки? Голос воина был глух и печален, когда он рассказал Таис о письме, полученном Эоситеем от царя Агиса, в котором тот призывал его назад в Спарту. Приход македонского царя Александра в Египет и покорение им этой страны неизбежны. Бессмысленно кучке спартанцев сопротивляться победителю персов. Отпадала и надобность в дальнейшем пребывании в Египте. Фараон – слуга жрецов, он отправился в Элефантину, а его казначей уже намекал Эоситею, что выплата денег скоро может прекратиться. Сатрап Дария тоже не давал никаких повелений. Страна сейчас в руках жрецов.
– И ты должен уехать со своими? – испугалась Таис.
– Это неизбежно. Но как я могу расстаться с тобой? Лучше чаша конейона…
Таис положила палец на губы воина.
– Не говори так. Хочешь, я поеду с тобой? Вернусь в Элладу?
– Это выше всего, о чем я могу мечтать. Но… – спартанец замялся.
– Что же?
– Если бы я возвратился домой после окончания войны, а то… Только ты никому не говори об этом: мне думается, будет война.
– Против эллинского союза и Александра?
– Против кого же еще?
– Вы, спартанцы, отчаянно смелы и тупо упрямы. И кончите плохо. Но ты можешь остаться здесь, со мной?
– Кем? Конюхом Салмаах? Или плести венки?
– Зачем так жестоко? Подумаем, найдем выход. Еще есть время. Эоситей поплывет не скоро?
– Не раньше прихода Александра.
– Как жаль, что ты не можешь пойти к Александру.
– А, ты понимаешь!.. Да, будучи спартанцем, которых он не любит, ты знаешь, он даже отверг имя Спарты на трофее…
– Это преодолимо. Он мой друг.
– Твой друг?! Да, конечно же, я забыл про Птолемея. Но я должен быть со своими, и в славе, и смерти – одинаково.
– Я понимаю. Потому и не думаю, что ты пойдешь на службу к македонцам.
Таис всю дорогу пыталась что-нибудь придумать для Менедема, но так ничего и не нашла.
Наверное, от бессилия грусть все сильнее одолевала ее на коротком пути до дома.
Как только Таис появилась среди персидских яблонь своего садика, Гесиона бросилась к ней с радостным воплем, и она обняла фиванку, как сестру. Прибежала и Клонария, ревниво поглядывая на «Рожденную змеей» и стараясь оттеснить ее от хозяйки.
Без промедления они заставили Таис улечься на жесткую скамью для массажа. Обе девушки принялись хлопотать, укоряя, что она совсем запустила себя.
– Теперь придется возиться всю ночь, чтобы привести тело госпожи в должный вид, – говорила рабыня, умело орудуя бронзовыми щипчиками и губкой, смоченной настойкой корня брионии, уничтожающей волосы и восстанавливающей гладкость кожи.
Гесиона в это время приготовляла ароматную жидкость с любимым запахом Таис – ирисом и нейроном. Тонкоперистые листья нейрона с их острым запахом горьковатой свежести здесь в Египте можно было доставать в изобилии. В Элладе же они распускались только на короткое время в месяце элафеболионе.
Превращение Таис в гладкую, как статуя, и душистую жрицу Афродиты прервал приезд ликующей Эгесихоры. Расцеловала подругу, но ее ждали кони, и она умчалась, пообещав прийти ночевать…
Пламя люкносов , притушенное пластинками желтого оникса, освещало спальню слабым золотистым мерцанием. У ложа горел ночник, и четкий профиль Таис на его фоне казался Эгесихоре вырезанным из темного камня. Таис подняла высоко руку, и блеснувшее кольцо привлекло внимание спартанки.
– Ты носишь его недавно. Чей дар, скажи? – сказала Эгесихора, разглядывая резной камень.
– Не дар, а знак! – возразила Таис.
Спартанка насмешливо фыркнула.
– Мы все аулетридами носили такие знаки. Было удобно. Повернешь вершиной треугольника от себя – всякий понимает: занята. Вершиной к себе – свободна. Правда, кольца были бронзовые, и камень – синее стекло.
– А рисунок тот же? – лукаво улыбнулась Таис.
– Тот же – треугольник великой богини… Нет, наши были узкими, острее. На твоем кольце широко разведены боковые стороны, как у Астарты. Да еще камень – правильный круг. А ты понимаешь смысл этого знака?
– Не совсем, – неохотно ответила Таис, но Эгесихора, не слушая ее, подняла голову. Откуда-то из глубины дома доносились слабые звуки, складывалась печальная мелодия.
– Гесиона, – пояснила афинянка, – она сама сделала сирингу из тростника.
– Странная она. Почему ты не выдашь ее замуж, если не хочешь учить, как гетеру?
– Надо, чтобы она опомнилась от всего того ужаса, насилия и рабства.
– Сколько же времени она будет приходить в себя? Пора бы!
– Разные люди вылечиваются в разные сроки. Куда ей спешить? Когда Гесиона станет подлинной женщиной и полюбит, взойдет новая звезда красоты. Берегись тогда, золотоволосая!
Эгесихора презрительно усмехнулась.
– Не со мной ли она будет соперничать, твоя несчастная фиванка?
– Все может быть. Вот появится здесь войско Александра…
Эгесихора внезапно стала серьезной.
– Ложись рядом, щека к щеке, чтобы никто не подслушал!
Спартанка рассказала подруге уже известное: Эоситей собирается покинуть Египет. Стратег спартанцев требует, чтобы Эгесихора уехала с ним. Он не хочет и не может расстаться с ней.
– А ты?
– Надоел он своей ревностью. Я не хочу разлучаться с тобой и хочу подождать Неарха.