Таис Афинская - Страница 149

149

– Я буду воевать за Египет, за Кипр, может быть, за Элладу, но для свершения всех замыслов мне надо жить в Александрии. Сюда я призываю всех, в ком сильна предприимчивость, кто умеет смотреть вперед, умеет работать, кто талантлив и умен. Я пригласил из Вавилона, Сирии, Иудеи евреев жить свободно и торговать в Александрии. На этот способный и строгий народ я возлагаю надежду в умножении богатств и процветании города, так же как и на твоих соотечественников, быстрых в принятии решений и в исполнении их. Правда, иногда афиняне смелы не по силам, но они всегда рискуют и спокойны в опасности. Я умею воевать и строить. В глубине Египта воевать незачем и нечего строить. Все построено тысячелетия назад, частью уже заброшено и занесено песком. Тебя любит Мемфис, и ты понимаешь египтян, разные верования и тайные учения, посвящена в сокровенные обряды. Будь царицей в Мемфисе, где мы оба венчаны на царство, помогай мне здесь, и я клянусь нерушимой клятвой Стиксовых вод, что не назову царицей никакую другую, пока ты со мной!

– Пока я с тобой, – медленно повторила Таис, соглашаясь с доводами своего мудрого мужа.

И она осталась в Мемфисе одна, если не считать малолетней Иренион, или Ираны, как ее называла Таис на дорическом диалекте. Имя дочери напоминало ей Персию, а сама девочка становилась все больше похожей на Птолемея. Леонтиск находился в Александрии при отце. В мальчике проявилась та же глубокая любовь к морю, какая пронизывала все существо Таис, по насмешке судьбы живущей вдали от его ласковых волн и сверкающей синевы.

Мемфисцы почитали царицу скорее за ее добрые глаза и поразительную красоту, чем за действительную власть, фактически сосредоточенную в руках наместника Птолемея. Таис и не старалась быть грозной повелительницей, взяв на себя дворцовые праздники, приемы послов и храмовые церемонии. Все это очень тяготило живую и веселую афинянку. Египетские обычаи требовали от царицы недвижно восседать часами в тяжелых украшениях на неудобном троне. Таис старалась сделать свои приемы и участие в празднествах как можно короче. Верховые прогулки пришлось ограничить вечерними сумерками или рассветом. Египтяне не могли представить свою царицу носящейся верхом вместо торжественной и медленной поездки в золоченой колеснице. Салмаах нашла здесь свой конец, и для Эрис пришлось приобрести похожую серую либийскую кобылу. Боанергос приближался к двадцатилетнему возрасту и, хотя перестал резвиться, был по-прежнему легок и быстр, ревниво не позволяя обгонять себя ни одной лошади. Красавец иноходец, по слухам, купленный у царицы амазонок, всегда привлекал особое внимание мемфисцев, что также не помогало хранить в тайне верховые прогулки. По вечерам Таис любила сидеть на обращенных к Нилу ступенях храма Нейт, созерцая мутную могучую реку, катящую воды в родное Внутреннее море, и дожидаясь, пока замерцают в реке отражения звезд. Эти вечерние сидения стали ее лучшим отдыхом. Из обязательных знаков власти она оставляла на себе лишь золотую диадему в виде змеи, священный уреос, спускавшийся на лоб. На ступеньку ниже восседала Эрис, косясь на двух застенчивых знатных египетских девушек с опахалом и зеркалом, обязанных неотступно сопровождать царицу. По реке иногда тянул прохладный ветер, и египтянки, совсем нагие, если не считать поясков из разноцветных бус и таких же ожерелий, начинали ежиться и дрожать. Эрис молча делала им знак, указывая в сторону, где лежало большое покрывало из тончайшей шерсти. Девушки, благодарно улыбаясь, закутывались в него вдвоем и сидели в стороне, оставив свою царицу в покое.

Храм Нейт, где она приняла орфическое посвящение и начала познавать мудрость Азии, давно уже стал для Таис родным. Жрецы храма хорошо помнили и делосского философа, и ее прежние посещения храма и не удивились, когда девять лет спустя она снова посетила храм во всем величии прекрасной царицы Египта. С тех пор Таис иногда уединялась в прежней комнате, в толще стен пилона, и подружилась с главным жрецом богини. Дружба молодой царицы и старого священнослужителя началась с попытки афинянки узнать о судьбе Гесионы и Неарха. Выполняя завет покойного царя и друга, данный ему накануне смерти, Неарх получил весь флот и поплыл вокруг Арабии, чтобы сквозь Эритрейское море продолжить путь в Египет и Нубию.

По истечении двух лет, ничего не ведая о судьбе Неарха, Таис решила, что, как бы огромна ни оказалась Арабия, моряки уже должны были достичь цели и дать о себе знать. Она слыхала о плаваниях египтян в Пунт по Эритрейскому морю во времена, когда не существовало Эллады, и принялась искать знающих людей. Поиски вышли короткими. Главный жрец храма Нейт имел доступ к архивам тайных дел, где хранились записи и карты плаваний в Пунт, на тот далекий восточный берег Либии, откуда еще две тысячи лет назад египтяне везли золото, слоновую кость, благовония, черных рабов и редких зверей.

Запомнилось Таис посещение архива, где-то в подземельях древнего храма, около малой пирамиды. Четыре служителя или жреца с исхудалыми лицами аскетов-фанатиков, одетые с ног до головы в зеленые мантии Ведателей Разных Стран, сопровождали царицу и жреца Нейт, который служил переводчиком с древнего священного языка. На другом зеленые фанатики не говорили или не желали изъясняться.

Перед Таис расстелили обветшалые листы коричневого пергамента с непонятными линиями, иероглифами и значками в виде летящих птиц.

– Ты говорила, что незадолго до смерти великого Александра Неарх прибыл в Вавилон с новыми открытиями? – спросил жрец Нейт.

149