Таис Афинская - Страница 109

К оглавлению

109

– Нет. Вернее – мне безразлично. Но если ты прикажешь…

– Конечно, прикажу. Имей это в уме, если будет предложено… и не три меня с такой силой! Я ведь не статуя.

– Ты лучше всех изваяний в мире, госпожа.

– Много ли ты видела их? И где?

– Много. Мне пришлось путешествовать девочкой в свите главной жрицы.

– Я ничего не знаю об этом!

Черная жрица позволила улыбке на мгновение осветить свое лицо.

Александр велел построить для Лисиппа огромную мастерскую при дворце персидского вельможи, подаренном скульптору для жилья. В комнатах за толстыми стенами из красного камня всегда царствовала прохлада, а зимой приходилось топить. В полукруглых нишах горели сухие кедровые поленья с добавлением ароматических веток тимьяна, лаванды, розмарина или ладанника.

Лисипп принял гостей на веранде под высокой крышей, подпертой пальмовыми столбами и обнесенной барьером из розового гранита. Веранда служила и мастерской и аудиторией для учеников, съехавшихся из Эллады, Ионии, Кипра и даже Египта, чьи мастера стали перенимать приемы своих прежних учеников – эллинов, около семи веков назад начавших учиться у египтян.

Обычно присутствовали несколько философов, богатые ценители искусства, поэты, черпавшие вдохновение в мудрых беседах, путешественники из дальних стран, до которых дошла весть об открытом доме знаменитого художника.

Лисипп, давний друг афинянки, орфик высокого посвящения, обнял Таис за плечи. Оглядевшись, он поманил замершую у входа Эрис и молча указал на широкую скамью, где сидели двое его учеников. Эрис блеснула глазами в их сторону и уселась на краешке, подальше от веселых молодых, людей. Те посылали ей восхищенные и многозначительные взгляды, дополненные жестами. Тщетные попытки! С таким же успехом они могли привлечь внимание любой из статуй, в изобилии украшавших мастерскую, дом и сад Лисиппа!

– Пойдем, афинянка, я покажу тебе старого друга и твоего соотечественника скульптора Клеофрада. Он презирает войну, не делает статуй царей и полководцев, только лишь жен, а потому не столь знаменит, как того заслуживает. К тому же он знает тебя…

Таис собралась возразить, но слова застряли у нес в горле. Эти жесткие голубые (глаукопидные, как у самой Афины) глаза, шрамы на лице, под густой седой бородой и на руке воскресили в памяти мимолетную встречу у Тесейона на пути к холму Нимф!

– Я пообещал увидеть тебя через несколько лет, – сказал Клеофрад своим низким голосом, – что ж, прошли две олимпиады, и я вижу не девчонку, а женщину в расцвете сил и красоты. Тебе, должно быть, сейчас лет двадцать шесть, – ваятель бесцеремонно оглядел Таис, – ты рожала?

– Да, – почему-то послушно ответила Таис, – один раз.

– Маловато – надо бы два. У женщины такой, как у тебя, силы и здоровья это только улучшит тело.

– Гнезиотес апамфойн, – сказал Лисипп на аттическом наречии, указывая на Таис, и она вдруг покраснела от прямого взгляда одного и прямых слов второго художника.

– Да, ты прав! – согласился суровый Клеофрад. – Чистота происхождения по обеим линиям – отца и матери. Ты будешь моей моделью, афинянка! Судьба назначила тебя мне! Я ждал терпеливо твоей зрелости, – он вперил в Таис повелительный взгляд.

Помолчав, Таис кивнула.

– Ты выбираешь опять то, что не принесет тебе богатства, – задумчиво сказал Лисипп, – Таис слишком обольстительна для образа богини, слишком мала и гибка для коры, не грозна для воительницы. Она – женщина, а не канон, образ, веками установившийся в эллинском искусстве.

– Мне думается, ты прав и не прав, великий мастер. Когда ты создавал своего Апоксиомена , образ атлета, ты смело отошел от Поликлетова канона и прежде всего от Дорифора. И я понимаю почему. Дорифор – канон могучего спартанца, воина, который создавался у лакедемонян за тысячелетие выбора родителей, убиения слабых и труднейшего воспитания силы и выносливости. Огромная грудная клетка, брюшные мышцы, в особенности косые боковые, неимоверной толщины. Такой человек может бежать в тяжелой броне много стадий, вести бой с массивным щитом и копьем дольше любого воина любого народа, останется невредим под колесами тяжелой повозки. До появления сильных луков и камнеметов спартанцы били всех врагов без исключения.

– Ты очень верно понял меня, Клеофрад, хоть ты и ваятель жен. Мой Апоксиомен легче и подвижнее. Однако ныне снова все переменилось. Воины пересели на коней, а пехота бьется не один на один, как прежде, а сотнями бойцов, скованными в единую машину дисциплиной и умением сражаться совместно. Отошли времена и Дорифора, и Апоксиомена!

– Не совсем, о Лисипп, – сказала Таис, – вспомни гипаспистов Александра, завоевавших звание «Серебряных щитов». Им понадобились и тяжелое вооружение, и стремительный бег, и сила удара.

– Правильно, афинянка. Но это особая часть войска, вроде боевых слонов, а не главная масса воинов.

– Боевых слонов, какое сравнение! – засмеялась Таис, умолкла и добавила: – Все же я знала одного спартанца. Он мог служить моделью для Дорифора…

– Конечно, такие мужи еще есть, – согласился Лисипп, – они стали редкостью именно потому, что более не нужны. Слишком многое надо для создания их, слишком это долго. Войско теперь требует все больше людей и поскорее!

– Мы говорим о мужчинах, – пророкотал Клеофрад, – разве для того мы позвали Таис?

– Да! – спохватился Лисипп. – Таис, помоги нам. Мы начали спор о новой статуе и с нашими гостями, – ваятель показал на группу из четырех человек с густейшими бородами и в странных головных повязках, стоявших особняком от завсегдатаев дома, – индийскими ваятелями, и разошлись в главных критериях женской красоты. Они отрицают выдающуюся прелесть статуи Агесандра, и вообще модная ныне скульптура жен им кажется стоящей на неверном пути, не так ли? – Он повернулся к индийцам, и один из них, видимо переводчик, быстро проговорил что-то на красивом певучем языке.

109